У автора этой книги свои отношения с расстояниями. Окончив в давние уже годы геологический факультет в Казани, он прошёл с экспедициями отмеренную ему долю Восточной Сибири. Отсчитав обратно те же тысячи километров, он возвратился в Казань, стал там журналистом, отцом семейства, профессиональным литератором. Издал семь поэтических книг. И, казалось, обрёл своё место в земных временах и пространствах. Судьба судила иначе. Она не баловала Николая Беляева - нелёгок хлеб русского поэта в автономном Татарстане - и в конце концов выдала ему новую подорожную.
В начале 90-х он обменял казанскую квартиру на дом с подворьем во владимирском селе Ворше, - подальше от созревшего в республике (то ли как плод, то ли как опухоль) суверенитета. Новые расстояния, от Казани до Владимирщины, - новый круг поэтических суждений. До них дошло не сразу; земля не оделяет гонораром, надо было пахать - скорее в прямом смысле. Не вдруг Н. Беляев снова взялся за перо, а когда взялся, - расстояния вновь заявили о себе: книга новых стихов вышла за тысячи километров от тех мест, где писалась, там, откуда начинался путь автора, в Сибири.
Новую книгу поэта не назовёшь ровной ни по жанрам, ни по уровню стиха. И всё же главное в ней - непосредственно выраженное размышление. Открытое движение мысли всегда определяло у Н. Беляева поэтическую структуру. Может быть, мысль его сама по себе не так уж нова. (Да и кто среди нас способен на действительно новую мысль.) Но он почти всегда находит свой способ её выразить. Ему помогает в этом и свободная, не скованная обязательным размером, а иногда и рифмой форма. В основе её обычно интонация и синтаксис будничной речи. Самый невыигрышный для поэта путь - прямые суждения о жизни, об окружающем мире. Н.Беляев их не минует. Иногда они получают вид стилизованного диалога ("Орфей и философ"), иногда это как бы запись разговора или непритязательный авторский монолог. Гораздо лучше, когда мысль "упакована" в лирический сюжет, жизненное наблюдение. Недавно народившиеся крольчата - те самые, которых реально разводит на своём подворье вчерашний горожанин Беляев,- становятся "персонажами" стихотворения о таинственной силе, заложенной Природой в живом существе. Она не названа прямо, автор говорит всего лишь о "пружинке", подбрасывающей крольчонка изнутри, но в этом и достоинство стихотворения.
В стихах последних лет у Н.Беляева обострился вкус к поэтической игре словом. Отсюда такие словесно-образные находки, как стихи про Очанью, адресат которых легко угадывается, или обращенное к ласточке "Ваше Летящество". …Куры-лепуры и гуси-лепуси, Ку-карекурчатый , ярый Лепух, - это о детях, лепящих в мастерской из глины что им воображение подскажет. Во взгляде поэта не просто умиление - это умудренный прожитыми годами взгляд.Глядя на "лепятишек ораву", он видит, как в новой человеческой поросли повторяется вечная, врожденная тяга к творчеству и добру.
Новые стихи Н.Беляева - плод зрелой и часто горькой мысли. Казань и её пределы были землей, где он и духовно, поэтическим сознанием, и биографически, своей человеческой судьбой, приобщился к тому взаимопроникновению, совместному существованию культур, обычаев, национальных характеров, тому скрещению судеб, которыми был - да и остаётся - отмечен этот край. …И славной татарочкой, другом, женой мне сын ясноглазый дарован, - это из старых стихов. Новые, увы, горше: Казалось, что отравлен воздух сам, пропитан визгом бешеных амбиций. И я покинул суверенную Казань, больной, любимый город, улицы и лица. (Покинул - с тою же навек найденной "славной татарочкой", с повзрослевшим сыном, - еще одной ясноглазой предстояло взрослеть уже на Владимирщине…) Не знаю - жалеют ли в столице суверенного Татарстана, что их оставил Николай Беляев, но другого такого у них уже не будет. Он не унес в душе в поэтическом сознании и тени враждебности к народу Татарстана, к людям не ставшей для него далёкой земли. Можно привести в пример многие стихотворения. Назову лишь одно - "Казань-город на костях стоит". Поэт вспоминает, как вырос "за тем мостом, где татарская слобода", как стучал там деревянным протезом Ахмет, потерявший ногу на общей войне. В память мою, как в подтаявший снег, та деревяшка впечатала след, вздох, подытоживший песню и смех: - Поровну горя хватило на всех…
Пожалуй, новый сборник Николая Беляева всё же ослабляют неожиданные, неорганичные для него публицистические высказывания (иначе не назовешь) в стихах. Упреки сегодняшнему социальному бытию России, его всем очевидным порокам стали общим местом, - и нового ни по мысли, ни по словесному её озвучиванию Н.Беляев тут не сказал. К счастью, это всего лишь не слишком пространные стихотворные реплики,- и их не так много. Расстояния, наверное, с годами всё труднее даются человеку. Поэзии, как выяснилось, они не во вред, способны служить ей всё новой пищей.