БУЛАТ ГАЛЕЕВ ЛЕСНАЯ СКАЗКА
(по мотивам картины А.Аникеенка)
Сосны,
насквозь пропитанные канифолью и скипидаром
вытянули из земли тонны
прозрачной янтарной древесины
и на верхушки их
лежа на спине
приходилось смотреть,
либо - издали.
Железо топора в лесу чужое,
старик чувствовал эту обиду,
но давно уж свыкся с ней
- в первый раз разве -
и, найдя крепкое, не очень большое дерево,
потрогал его корявой рукой, хотел сразу бить,
но - сел почему-то.
Закурил.
Пепел сыпался в бороду, пахло палёным войлоком… Никогда ещё сумерки не были такими синими,
и чтоб из-за ёлок сияние
- как будто с песней кто, только не поёт, а светит… Поднялся старик,
такую легкость в себе почувствовал
- отпусти он топор… и вознесется над лесом!
Невмоготу, сладко ему стало
от горячего, подступившего к лицу желания,
но только ноги сильно тянули вниз.
Коротко блеснув острием, повалился набок топор,
и больно, очень больно хрустнуло под ушами.
Дед, вытянув вперед бороденку, улыбался
растерянными влажными глазами,
поднимался вдоль сосны как воздух по водоросли,
думал -
слово какое: подушка, вот ведь откуда: под ушко…
И последнее, что он увидел -
это за лесом, в небе
огромная желтая луна,
как дыня разрезанная,
и поперек её баба с телегой,
лошадь сивая
и дорога узкая, по небу прямо
к дому идет.
Дом серый, старый и сгнил.
1964 г.Казань
ВЛАДИМИР НЕШУМОВ ЭТЮД
Ловкий ветер витой налетал на затон,
затихал, и, мигая остатком огарков,
ветви в жестах немых унимались. Затон
обнимал тихий сон - сумрак синих пихт.
Ласка лодки воде легка была веслами по слогам.
Тонкий лист золотой по-над тёмной водой улыбался лукавой зеркальной загадке.
И рыбачил рыбак, вслух ругаясь о том,
что не водится сом здесь "с усом" и рак.
Восклицание художника Алексея Аникеенка:
"Опять -
этюд… твою мать!.."
Казань, 1960-1963
ВЛАДИМИР НЕШУМОВ АНИКЕЕНОК АЛЕКСЕЙ ХУДОЖНИК ЮНОСТИ МОЕЙ
"…19 марта в Пскове умер
от лейкемии Аникеенок."
Из письма Виля Мустафина
Казань, 1984 г.
О Господи, - Лёша…
Собирался я, собирался во Псков, -
завтра, да завтра, и - поздно… Так и во всём.
Капля упала: на миг заводь зряча, - не ты ли?..
В жизни, божьем наказаньи,
нас судьба свела в Казани.
Алескей Аникеенок
вал медянок раскаленных изливал на ресторанный зал с эстрады вечерами из кларнета.
Днём из тюбиков медвяных
извивал иных медянок,
размыкая перед нами
холст безмолвными кругами
глаз портрета
концентрических радуг
в количествах
равных
крылам
пилотажи зияли начинающим нам
в непостижимые дали
"…до обеда - черта, с обеда - ни черта.
И вчера опять - этюд… твою мать - акробатический утюг - выдал пенку во всю стенку…" О Господи, - Лёша…
Урок ли, наказ ли - выполнил, видимо…
И - лейкемия.
Свинец ли витражный причина кончины?..
Из облака благослови на
фристайл лыжи пружины скальпельны скалы снега,
куриный переполох из-под ног
легко и лекально под солнцем палящим парящим
О Господи, - Лёша…
Из "облака ходячего" дождик на кого Бог пошлёт, тот
и - художник,
прости меня грешного…
Аникеенок Алексей - художник юности моей.
1984.
(Из книги стихотворений "Ощущения" Старый Оскол, "Ямская степь", 1992 г.)
* * *
Временами рассветные первотрепеты
перед нами поистине беспредельны…
Понимаются юности перволепеты,
вспосминаются вербные цвет и тени,
перламутровых тихостей веера –
первых утренних стиховестей пора…
(Из книги стихотворений "Виток", г.Москва, изд. "Золотой век", 2000 г.)
РОМАН СОЛНЦЕВ ПОСТСКРИПТУМ
к поэме "Я - мажор"
Сгорает и сердце.
Скоро в нём ничего не останется.
И решаются люди
с самыми сильными ссориться.
И восходят таблетки,
как белые луны старости.
Всюду светят таблетки,
как белые луны бессонницы.
Но, задыхаясь,
склоняется Паустовский к белой бумаге,
белый висок растирая. После он бродит
с теплой кленовой тросточкой в белом кипенье
преступно юного мая.
Работа! Терпенье!
Усилье во что б то ни стало! Работа - реторта,
в которой бациллы бессмертия…
Пусть Аникеенок
кисточку чистит устало,
но краски галдят,
как мокрые птицы весенние!
Работа! И дерзость!
Эйнштейн заблудился в теории.
Под горлом на свитере
смешно висит авторучка.
И звезды надежд
оборачиваются метеорами -
пять рублей штучка…
Работа! Проклятье…
Как встречу я час кончины?
Наполнится мой позвоночник
ватою вялой -
и в сердце не будет ни ненависти, ни кручины.
А будет лишь самодовольство пустое, пожалуй…
Иль, может, отчаясь,
я плюну на лупы и луны
и буду обиженно пить,
безразлично хихикать,
и в спину кровати,
как будто бы в арфовы струны,
ногою босой, волосатой ленивою
тыкать?
А может быть просто погибну. Возможно, случайно.
Ну, скажем, под поездом.
Или, скорее, под прошлым. тяжёлым и мстящим…
(Такое бывает часто…)
И - старость останется неразрешенным вопросом.
Но как бы то ни было -
только работа!
До пота!
До тёмной рубахи!
До светлого сердца!
До боли!
Ты дай мне на завтрак хотя бы,
слышишь, работа?
И дай мне, работа,
любовь на закате. Не боле..
1966-1968
(Из книги стихотворений "Необщая тетрадь",
Красноярск, 1968 г.)
