Велта Калтыня

МОРЕ ГОВОРИТ

Вёсла возьми и иди сюда! Видишь, там, за последней дюной ходит-бродит восточный ветер. Он тронул уже и тебя и меня, он задел твою душу, как задевают удар и ласка, и тебя обожгла солёная пена, сбитая с гребня волны, и - звучит красный смех янтаря, из глубин моих выброшенный на берег. Заныла душа твоя, зазвучала, вёсла возьми и иди ко мне! Звёздным огнём и прозрачной глубинной влагой я омою твой лоб и твои глаза. И помогу тебе в лодку насыпать живого, искрящегося серебра... Вёсла возьми, возьми свои сильные руки, душу на берегу не забудь! Вёсла возьми и иди сюда. Я здесь. Ведь я не могу подойти, я - море...

* * *

Всё. Ничего не скрываю больше. Вот мои выжженые леса - ещё дымящиеся стволы, кричащие рты покинутых гнёзд и человеческая беда в глазах навсегда убегающей серны... - Какое опустошение! - удивятся друзья. - Кто мог бы такое подумать... Но иногда и такая сила таится в нечаянно брошенной спичке. Теперь - тащите решетами воду. Лейте! Хлещите остротами сочными! Сжечь ничего уже больше нельзя и спасти ничего нельзя - всё кончено. Но - не бойтесь! - на этот раз мы не начнём с каменного топора и пещеры: как ни в чём не бывало, словно всё нипочём - течет потихоньку лесной ручей, правда - оголённый до черного ила, правда - присыпанный белым пеплом, голубой бесконечностью. Солнце упало в ручей и шипит, как олово при новогоднем гаданье на счастье. Яркое и холодное счастье пронзает ручей осколками острых лучей. Вот так и надо теперь держаться. Вот так и надо - течь, как ручей, словно ничего не случилось. Даже если деревья уже не бросают тени. Даже если птицы все улетели, и серны не прибегут никогда из ручья твоего напиться. Даже если ты только один из ручьёв и тебе от острых осколков солнца предстоит навсегда исчезнуть.

* * *

Дождь кончился - и вишня расцвела. И ветка в темноте обрызгала мне щеки. Но я ладонью утереться не решаюсь - пусть запах сохранится до утра. А может быть - не вишни это вовсе благоухают? Может, это мгла - светающая, тающая тихо и оседающая на твоих ресницах? А может влажный ветер - гость мой поздний принёс дыхание цветов чужого сада? Цветущим вишням, как погасшим звёздам, и свет не нужен, им - дано сиять...

* * *

Слишком мало - дать человеку жизнь. Поэтому - слава! - нашей цветущей земле, её отцам, молодым и сильным, её матерям, молодым и мудрым, тем, кто подобно вечной траве, бесконечно вбирает и людям раздаривает это солнце, эти просторы, эту надежду на лучшую жизнь! Слава тем, кто в настой из целебных трав малышей своих окунает - чтобы мышцы окрепли, чтоб ясной была голова, чтобы сердце стало живым и чутким. Слава тем, кто детям своим подарил не только дыхание, но и душу, способную впитывать краски мира и делиться радостью с каждым! Потому что наступит такое время - человек осознает себя человеком и научится не растрачивать попусту силу свою и мощь.

* * *

Пробиться! Найти обрыв, соединить перерезанный провод. Ползет. Находит. Соединяет. Хоть кисти рук перебило осколком гранаты. Так его и находят после сражения - он лежит и концы оголенного провода навсегда зубами зажаты, но по линии - связь восстановлена, вновь установлена связь. Что же это - легенда или суровая правда? Так они воевали, с врагом в поединке сходясь - стражи мирной своей земли, стражи бурной своей эпохи. Те, что не вышли живыми из боя, но - выполняя приказ, служили и после последнего боя, чтоб между живыми не прекращалась, и после их смерти - не прерывалась надежда, нить понимания - связь.

ЯБЛОНЯ В СНЕГУ

Я - живая. не рубите меня, садовник! Просто - так долго не было солнца, а снег - вы, наверное, помните сами - был по плечи и мне и вам. Просто земля ещё не прогрелась и корни мои ещё не проснулись, но я - живая, живая, вы слышите, не спешите, садовник! Кто знает - вдруг это именно он, тонкий запах моих цветов скоро, где-нибудь на рассвете, ваших пчёл работящих разбудит. Кто знает, вдруг это именно я протяну вам на ветке то самое румяно-прозрачное яблоко, которое виделось вам во сне. Не рубите меня, я - живая ещё, садовник! Лучше срежьте морозом сожженную ветку и глубокие горькие спящие корни отогрейте своей добротой, заботой...

* * *

Если случилось тебе человеком родиться, стой! - против собственного бессилия, против чужого всесилия и насилия, против мельниц, ползущих по чистому полю. Твой уход с рубежа огня оправдан только в случае смерти.

* * *

Как известно, истина в мире не старится: "всё течёт и - изменяется..." Переворачивая могильные плиты, грозный век извлекает останки из ямы. И слепят белизною кости безвинно убитых, и черны - не отмоешь, кости всех виновников драмы. Как пуля - плевок достаётся карателю и предателю. И переписывает История перечеркнутую страницу. Век мой - время суровое. Весьма показательно: и в могиле уже никому не укрыться.

* * *

Привыкнуть можно, наверное, ко всему. Но если привычкой стала Свобода - и не пытайтесь поймать, связать. Поздно. Хоть крылья обламывай - поздно: улетит, всё равно улетит! Не зря среди лжи и предательства, среди грязи и лицемерия, собственный страх победив, поднимаются в полный рост солдаты Свободы: с мотыгами, вилами и мачете, с винтовками в узловатых тёмных руках. Поднимаются, чтобы сказать своё слово от имени чернозёма, от имени плодородия многострадальной родной земли. Среди племен и народов - это особое племя. Не пытайтесь вернуть его к прежней покорности! Познавший в борьбе за свою Свободу силу единства - непобедим!

КОГДА ГОВОРЯТ ГЛАЗА

Как два эти солнца тебя ласкают лучами - сильными и спокойными! Лучами - сильными и спокойными вяжут узлами мысли твои... И тихо, как между войнами. Как два эти солнца тебя ласкают... Даже заполночь, после заката, во сне их лучи настигают тебя, закаляют, чтобы и в горе, чтобы и в боли - сильным осталось сердце.

* * *

Ты должен силы сохранить на то, что сделать предстоит ещё и завтра. Немногочисленный народ тогда велик, когда себя он исчерпать не может.

БУДЬ СЧАСТЛИВ, МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ

Я начинаю уже привыкать к тому, что ты опять далеко. Там, на своей планете, возле своей розы. Я слышу как ты смеёшься и тебе отвечают серебряные колокольчики созвездий. Ты смеёшься розе своей, не мне. И всё-таки мне хорошо, я счастлива. Какой случайности, какой хватило бы малости, чтобы мы никогда не встретились. Ведь пустыня огромна... Песчинка случайности – и я никогда не смогла бы понять - о чём напевают звезды. А теперь эта песня всегда со мной и никто у меня её не отнимет. Будь счастлив, маленький принц, на своей далёкой планете. Береги свою вечноцветущую розу - она одна такая на свете. И планету свою береги - она тоже одна... Но если порой тебя мучает жажда, взгляни на звёзды - и каждая станет колодцем с певучим воротом и струной, уходящей в студёную глубь. А мне - мне нечего опасаться, ничто не страшно, пока ты смеёшься так чисто и мудро по-детски, мой маленький принц. Одно только помни: здесь, на земле, каждый вечер я боюсь за твою планету, за тебя, за твою цветущую розу.

БАБУШКИНА ПЕСЕНКА

Против кривого чувства, против прямого зла, доченька, нет лекарства кроме - ума... Главное - чтоб захотела во всём разобраться сама. А подрастёшь, побольше поймёшь - сама найдёшь себе дело...

* * *

Не надо рассказывать детям сказки, в которых всё хорошо кончается. Говорите им всё, как есть - пусть ко всему привыкают. Пусть Волк съедает козу с козлятами, Красную шапочку, а заодно - и бабушку; все они были слишком наивны, слишком доверчивы... Царевна-Лебедь пусть достаётся злому волшебнику, чародею. Ведь принц соизволил стрелять воробьёв и растратил все свои стрелы. На "Кошкиной мельнице" пусть хозяйничает Черный кот, воплощенный дьявол, а обманутый Котик - пусть побирается: у него было слишком доброе сердце, у него было столько богатой родни, пришла беда - и все отвернулись... Всё, как есть говорите детям. Чтобы они привыкали не верить Волку, чтобы не стреляли ради забавы. Чтобы учились бороться с Черным котом. Тогда вы можете быть спокойными: вашим внукам не станут рассказывать сказок о том, как было уютно бабушке в полном животике Серого Волка...

В ВОЛЬТОВОЙ ДУГЕ

Тебя я встретила. А может, ты - меня? Вполне возможно - так два острия встречаются, так у богов украденный огонь вдруг вспыхивает вольтовой дугою. Тебя я встретила. И знаю: ты. Ты есть. И даже волен не прийти сегодня и смеешь не прийти... Но праздничные искры летят в траву, рассеивая ночь, и в яркой вольтовой дуге слились нерасторжимо и сердце, и вселенная, и жизнь.

У СКАЛ КАРАДАГА

У скал Карадага находит сердолики народ. В сибирских пластах золотишко моют за годом год. А чем ты богата, Латвия, просторами древних кладбищ, только своим бессмертием, тем, что другим не оставишь? Нам надо и знать, и чувствовать - где он, твой Карадаг, где золото высшей пробы, где - так, забава, пустяк. Как геологи трудятся, что - свято и что в цене, что - до нуля обесценится скоро - в грядущем дне.

ПОРТРЕТ В МИНОРЕ

Цветной мотылёк на блестящих крылышках - улетает пора цветения. Руки, тяжелые, словно коренья, добрые, тихие... И - чело, спокойное до удивления. Руки, тяжёлые, словно коренья, легли на колени, забылись. Забыли, сами забыли - как долго трудились, трудились, трудились. Солнце взошло и вновь закатилось, а отдохнуть всё не было времени. И вот, наконец, легли на колени руки, тяжелые, словно коренья. Они онемели. Им больно, усталым. И ни к чему им - они не станут цветное летящее чудо ловить. Мотылёк на блестящих крылышках улетает искать кострище, напоследок - ночного огня испить.

* * *

Мы Райнисом закалены в борьбе с великим мраком, в котором продают и покупают мозги, кресты, знамёна, гимны, клетки... Мы Райнисом закалены в движении, сближающем народы, континенты, в котором горе "основного класса" сольётся всё-таки в один крутой кулак. Мы Райнисом закалены навеки и до конца пребудем вместе с теми, кто разгоняя мрак, над головой дубину огненную поднял - факел жизни, хоть эта жизнь у каждого - одна; мы с теми, кто идёт с улыбкою на гибель, с душой, наполненной непобедимым светом!

ЗЕМЛЯ ГОВОРИТ

Бывает - алчные руки тянутся за горбушкой, за аппетитной горечью хлеба. Уже лемеха сверкнули, уже блеснула улыбка, ан плуг не по силам, не по уму. И я оказываюсь виноватой - то слишком тощей, то слишком жирной, пустой, бесхлебной, неблагодарной... Не слушай - что говорят другие, приди, проверь трудом своим - сам. Не скажу - какая я в самом деле. Сам догадайся - каким ты дожен быть или стать. И просить никогда ни о чём не буду. Когда в плечах твоих заноют ночи и дни, в груди созреет тоска по зелёным всходам, когда меня ты полюбишь чуть больше себя, почувствуешь сам и придёшь ко мне сам. Сумеешь вспахать и засеять мои пласты, сумеешь взрастить урожай - возьмёшь силу мою, в снопы золотые увязанную. Ярко и пышно, словно кактус, цветущий однажды в жизни, я буду цвести для тебя всю жизнь, тепло и бережно укрою усталое тело, когда ты снова станешь моей частицей, я, твоя родная земля, здесь, во мне ваши корни - пшеница, кактусы, люди...

О БОЛЬШОМ ПОКОЕ

I Бреди, забреди по колено, смело лей море на губы, глаза, на голову – покой, покой, наконец - покой... Покой. Что было - ушло, отболело. Ты здесь. Никуда ты не должен бежать, ничего не нужно искать, ни от кого тебе ничего не надо. И не важно - кто ты такой - к тебе пришёл, наконец, покой – море, палевое, мерцающее, в лиловом мареве исчезающее. И все голоса, весь щебет и трепет, все исчезающие шаги – всё пропадает в беззвучном море, как погружаясь в глухой туман - крик под открытым небом, когда и неба-то нет... Бреди, забредай, всё дальше и дальше. Но не оглядывайся. Всё это - всё, что ты бросила на берегу, даже отболевшую радость, подумать только - и этот пустяк кто-то уже украл... II Попробуйте море постичь в безветренный день, немое, дрожащее в палевой дымке! Вам не кажется, что и море временами мучает жажда: хоть бы кто-нибудь камешек бросил в него...

* * *

Вот и зима наступила. Прикрыла всё, побелила, Березы в роще моей не замёрзнут, но - застыла в саду синичка. Не отогреть ладонями теплыми окоченевшую весть синицы. То, что у нас зима отняла, не вернуть, раздувая пламя. Придёт, вернётся пора цветенья, другая, в извечно-новом наряде. По зимним цветам земли моей северной брести мне в поисках выхода. И пусть приходит пора цветенья, пора исцеленья...

ПЕРЕДЫШКА

Словно вновь щеки коснулось тайной нежности дыханье. Даугава переполнена... Три серебряные дня. Даугава переполнена. Не боишься? Мне, так – жутко: знаю: выше, на порогах – вёсла крепкие трещат. Знаю - волны поднимают вверх, на гребень счастья, разом - вниз швыряют, так, что ахнешь... Здесь такая глубина! Мне теперь нужны три жизни: чтоб дышать одним тобою, чтоб вернуть тебе с лихвою свет, идущий из глубин. Три столетья. Три мгновенья! Чтобы - до исчезновенья сил хватило - помнить эти три серебряные дня...

* * *

Словно знаки молний через лицо – себя растеряв, иду: О, чего только я ни хотела, пока горячая голова была переполнена ветром! О, чего только я ни могла! Просверлила кору. Охмелела. Через край, через верх, через меру. Не считая, не взвешивая. Зачем? По капле, капле - сквозь белую кожу берёзы хлынуло - так, что бадейка уже через край. Ну, черпаем. Пьём и хвалим. Кружка каждая - через край! Сумки сердечные - через край! Пьём. И в долголетие верим. Верим: мы тоже, хмельные от сока березового, на что-нибудь истинное сгодимся. Со знаком надежды, как с молнией через лицо, идём!

* * *

Целый день - дождь косой по разгорячённым лицам. Целый день плоты плывут, Гауя весь день смеется. По ночам на берегу лишь глаза прикроешь: - Гауя! И черемуховой пеной впереди порог вскипает. И плывут, плывут, плывут берега, плоты и люди. Никуда им не уплыть, если ты на миг очнёшься. И, глаза раскрыв, увидишь: впереди ревёт стремнина и плоты встают над бездной, как живые - на живых. Впереди, в ревущей пене, главный твой порог бушует. Думай - как его проскочишь? Гауя всю ночь смеётся.

ОСКОЛОК ВЗМАХА В ПОДЗЕМНОМ ХОДЕ

Два глаза, два родника живых, дарованы всем - два сверла стальных. Но не всякому оказана честь в грудь истории так вонзиться. Батрак был загнан в подземный ход, и землю лопатой рубил - вперёд! Всё глубже и дальше - и глина была тверда, как людская ненависть. Из крепости, от городской стены ход подземный - в просторы страны, на волю - надо пробить, проложить под рекою, под Даугавой. Удар за ударом, ударам в такт крошится глина, крошится мрак слабеют силы, за слоем слой - но те, кто за ним последуют – смогут смогут сберечь себя до утра, смогут воле сказать: - Сестра! И новый день унаследуют. Конечно, парню - не всё равно! Взмах за взмахом - в глазах темно… Но будет час - и два родника утолят свою жажду солнца! Два сверла вонзятся навек в сердца людские. Копал человек, долго, зная всю тьму усталости, чтобы там, за рекой, на лугу... Чтоб не остаться пред ним в долгу - по условиям безопасности, перед последним взмахом как раз его лишили двух его глаз. Знал ли - какую он тьму поборол? А если знал, и всё-таки - шёл?..

* * *

Не будем слишком самонадеяны, не будем слишком умны - те, ни к чему непригодные, вроде бы - призваны так же, как мы. Вчера мы бросили ведьму в костёр, колдунью с удивительным сердцем. Считаете - ладаном там и не пахло? Воняло смолой и серой? О, близорукая радость мгновенья: нас осязанье выводит из тьмы. Но те, недоступные слуху и зренью - призваны так же, как мы.

* * *

Я долго, долго шла. Я много лет блуждала. И мне казалось, что однажды даль даст просветлённость... И ещё казалось – та звёздочка, одна из всех, мерцает лишь над моею жизнью. Шаг, другой - и заалеет праздничное утро... Я долго, долго той звезде рукой махала на прощанье. К сожаленью, не знала я – как жалит острый луч. Забыла - как огонь гудит в печи, и как уютно на земле, когда домой вернёшься после долгих странствий.